Удары сыпались один за другим. Кто бы мог подумать, что в столь заурядном теле скрыта подобная сила! Льяфф едва успевал уворачиваться, всё больше и больше пятясь в самый дальний угол. Наконец, его длинный кожистый выступ спины упёрся в стену и слегка завернулся.

"Всё! Конец!" - задыхаясь от усталости и отчаяния, подумал он, готовый в следующее мгновение рухнуть на пол.

- Ухх-хае! – торжествующе взревел эрхен, чуть шире замахнувшись для решающего удара.

И тут, даже сам не понимая как, Льяфф, словно сорвавшийся под неимоверным грузом блок, бешено крутанулся на одном месте и с сухим, громким треском рассёк эрхену брюхо. Эрхен на долю секунды замер, а затем со злобным шипением отскочил от него прочь. Его огромные, леденящие душу глаза, с опаской и недоверием вновь словно бы ощупали его.

И тут же раздался звенящий удар. Время истекло.

Льяффа грубо схватили и бесцеремонно потащили обратно в подземелье. Но он, всё же, успел, успел заметить, как, самым невероятным образом, смертельная рана эрхена затянулась буквально на глазах! Это было просто непостижимо! Он убивал этого эрхена уже во второй раз, и всё так же тщетно! Было от чего прийти в отчаяние. Впрочем, даже если бы он и сразил его окончательно, вряд ли это что-либо изменило в его судьбе.

На это раз, перед тем, как Льяффа затолкали обратно в его убогую темницу, из её второй половины, отделённой от его части прочной железной решёткой, выволокли за ноги труп иртанина. Живот несчастного наискось пересекала широкая рана, и его дурно пахнущие внутренности, вывалившись наружу, волочились следом, пачкая каменный пол подземелья пятнами сероватой крови.

Истошно заскрипев, захлопнулась тяжёлая решётка, и Льяфф остался один, в почти полной темноте. Слабый свет шёл лишь из дальнего конца коридора, где сидел стражник под чадящим грошовым факелом.

- Боги, боги! В чём же я перед вами провинился? – застонал Льяфф, без сил падая на холодный пол, тут и там залитый ещё не остывшей кровью иртанина.

А ведь прошло всего только три дня! Три дня! …Хотя, порой, ему кажется, что всё это длится уже целую вечность!

Обхватив колени руками, Льяфф забился в угол темницы и прилагал все силы, чтобы не уснуть: с недавних пор он начал бояться своих снов.

Как же такое могло случиться, что он, самый обыкновенный крестьянский парнишка, никогда раньше не забредавший дальше соседской деревни, вдруг оказался в огромном городе далёкой, чужеземной страны? Да ещё и угодил в самое мрачное подземелье, какое только можно сыскать на этом свете! И самое удивительное - он бьётся здесь, как заправский воин! И это притом, что он и меча-то в руках никогда не держал!

Обдумать это в очередной раз Льяфф так и не успел, ибо глаза его невольно закрылись, а голова медленно опустилась на грудь. Но едва это произошло, как он вновь испуганно встрепенулся, и, с усилием разомкнув глазные плёнки, уставился в сторону неверного света, падающего из коридора. Старик! Вот кто во всём виноват! Льяфф не знал как и почему, но был уверен, что это истинная правда.

Он появился в их деревне незадолго до своей смерти. Высокий. Сильный, несмотря на свой преклонный возраст. Быстрый, как ветер, и мудрый, как десять старейшин вместе взятых. Таких существ в их деревне никогда раньше не видели. Но старик был вежлив, а гостей в их краях всегда встречали радушно. И он остался.

И с того дня, вернее с той самой ночи, Льяффу начали сниться эти непонятные и столь пугающие его сны.

А уже на следующее утро, словно бы что-то почувствовав, старик внимательно посмотрел на него. И уже, как казалось, никогда не отводил от него этого своего странного взгляда. Даже тогда, когда его и рядом-то не было. И при всём при этом он ни слова не сказал Льяффу! Даже тогда, когда умирал, неведомо от какой болезни, спустя, где-то, месяц. Он лишь ещё раз посмотрел на него, ещё внимательней, чем прежде, и улыбнулся. А затем испустил дух.

Когда Льяфф проснулся, то обнаружил, что руки его вновь все сплошь покрыты загадочными узорами, а у противоположной стены, за желёзной решёткой, разделявшей их темницу на две равные половины, боязливо поджав под себя нелепые двухсуставные ноги, сидел очередной иртанин. Едва Льяфф посмотрел на него, как тот, сжался ещё больше, и неуверенно отвёт глаза в сторону.

- Я – Льяфф. – Льяфф слегка тряхнул головой и поднялся с пола.

Иртанин ещё несколько мгновений помолчал, а затем тоже, едва слышно, представился:

- А я – Игу. – и добавил срывающимся голосом. – Это подземелье смерти… Многие годы, здесь каждый восьмой день недели, повелитель собственноручно кого-нибудь лишает жизни… - а затем продолжил ещё тише. - А последний месяц он убивает каждый день.

Иртанин, как и предыдущий, был крупным и имел на редкость здоровый вид.

"Когда-нибудь, когда придёт твоё время, то ты, точно так же, как сейчас тебе я, поможешь тому, кто явится тебе на смену…" - вспомнил вдруг свой сегодняшний сон Льяфф. Старик теперь не улыбался, а был, как никогда серьёзен. – "А теперь запомни: ты не сумеешь одолеть агхена, до тех пор, пока не совпадёт ваша чётность. Он прячется за ней, как за щитом. Когда ты сражаешся с ним, то он – не совсем он. Ты видишь перед собой лишь его дух, в то время, как его тело, пребывает совсем в другом месте! Ты – нечётный воин! А он – данник чётной стороны судьбы. Ты силён – когда один. А он черпает свою силу, лишь когда прячется за своей тайной половиной. И он уже понял, что нечётный воин сменился. И пытается найти тебя, пока ты себя ещё не осознал. Найти, единственно возможным способом. Торопись! Теперь у тебя осталась лишь одна попытка. Он уже почти убедился, что новый нечётный воин – это ты..."

"Когда колыбель миров была пуста, и ещё ни одна вселенная не омывала своего пространства в океане времени, повсюду существовало лишь одно Великое Ничто. И это Ничто было чётным. Оно было чётным, поскольку самим своим существованием подразумевало, что помимо него могло бы быть и что-то ещё. Что-то, отличное от этого Ничто. И когда оно догадалось об этом, то страшно испугалось, и чёрная злоба охватила всю её несуществующую сущность. И оно возненавидело все эти возможные миры, ещё даже до их рождения. Но едва помыслив их, она, тем самым, пробудила их к жизни. И в то же мгновение, наряду с великим чётным Ничто, возникло первое нечётное что-то… С тех самых пор Ничто упорно пытается вновь вернуть Великое Небытие. Оно посылает в эти миры агхенов – ужасных разрушителей сущностей. Они уничтожают эти миры, уничтожают, неизбежно погибая при этом и сами. Но страх смерти не останавливает их, ибо влекущая их сердца жажда разрушения неизмеримо сильнее. Миры же они разрушают, получив над ними абсолютную власть... Власть – и есть то самое средство, которое неудержимо ведёт их к намеченной цели… И только ты, только ты один можешь остановить их, ибо ты вызван к жизни той самой первой нечётностью, дабы защитить всё сущее от Великого Небытия!.." - а потом на Льяффа вновь навалились кошмары. Льяфф зажмурился и отчаянно затряс головой, словно пытаясь вытрясти из неё даже сами воспоминания о них. Вышло это, видимо, настолько устрашающе, что иртанин, на всякий случай, отодвинулся в самый дальний угол своей половины темницы, и оттуда с испугом смотрел на него.

- Не бойся! Это я так… сон вспомнил. – успокаивающе махнул рукой Льяфф.

Прошло, неверное, несколько часов. Из коридора донёсся шум, и вскоре к темнице подошла группа солдат: все, как на подбор, высокие, вооружённый до зубов, кадлийцы. Дверной замок глухо заскрежетал, и вот они уже вошли внутрь.

Льяфф оглянулся и увидел потемневшего от страха иртанина, мёртвой хваткой вцепившегося в прутья решётки, разделявшей их темницу.

"Руки! Его руки! На них точно такие же узоры, как и на моих!" – пронеслось вдруг в голове Льяффа. И тут же Знание, подобно тяжёлому молоту на наковальню, обрушилось на его сжавшуюся от ужаса душу. Он вдруг всё понял! Он знал, что и как ему следует делать! И это знание, острой болью пронзило его сердце.

За какую-то долю мгновения он ловко крутанул кисть ближайшего к нему солдата, и, завладев его мечём, тут же снёс тому голову с плёч. Не дав никому опомниться, он резко развернулся и с силой вонзил меч в грудь несчастного иртанина, целясь тому прямо в сердце. В глазах бедняги вспыхнуло несказанное удивление, тут же сменившееся ужасом и отчаянной мольбой. Но что он мог поделать?! У него не было выбора!

"Прости!" – лишь отозвалось эхом где-то в самой глубине души Льяффа. Следующие несколько секунд ушли на то, чтобы лишить жизни опешивших от неожиданности остальных солдат. Льяфф даже удивился, насколько это оказалось просто. Покончив с этим, он опрометью бросился прочь по тускло совещённому коридору.

Насколько он помнил, теперь надо было подняться вверх по лестнице, а затем миновать длинную галерею, тянущуюся направо.

Он летел подобно степному ветру, настолько быстро, что никто даже не успевал понять, кто это и куда бежит, и лишь в ужасе отшатывались с его пути, а кто не успевал этого сделать, сами отлетали в стороны, испытав на себе всю неудержимую мощь его вновь обретённого тела.

Всё! Сюда!

Изящным пируэтом зарубив стоявших у входа стражников, Льяфф, подобно камню, пущенному из распрямившейся фрондибулы, с грохотом влетел в зал. И, наконец, увидел ЕГО!

Теперь это был не заурядный эрхен, а самый, что ни на есть настоящий агхен! Грозный, яростный, полный силы и непримиримой злобы. Глаза его пылали гневом. Стальные мышцы, бугрились под великолепным доспехом. И он ждал. Его не удалось застать врасплох!

Едва глаза их встретились, как мир вокруг них замер, и даже само время остановилось, словно бы боясь пошевелиться. Направленные на Льяффа копья, натянутые тетивы луков с уже наложенными на них стрелами, суровые воины, бегущие ему наперерез – всё это замерло в своём движении, словно искусно нарисованная картина. И лишь тяжёлые, замедленные удары сердца, глухо отдавались в его ушах. Не сказав ни слова, противники яростно устремились друг другу навстречу и тут же закружились в бешенном, беспощадном танце, в котором у каждого партнёром была – верная смерть.

Бесконечное мгновение, потому и бесконечно, что может длиться вечно. Но даже и сама вечность не бессмертна. Распущенное острым лезвием бытия на свои мнимости, оно умирает в собственной бесконечности. То чего нет, исчезает в том, чего нет. Так было, и так будет всегда. Едва Льяфф пронзил сердце агхена, как мир вдруг вывернулся наизнанку и устремился прямо в него! Вселенная ревела подобно никогда и никем невиданному зверю, стремительно проносясь по его венам. Время мяло, плющило и разрывало его, лишь затем, чтобы вновь собрать, но уже во вчера, или же завтра, а затем, уже в следующее мгновение, начать всё заново. Он не знал ни кто он, ни где он, ни даже есть ли он, вообще, на самом деле. Он просто был. Или не был…

В этом мире тоже был свой агхен. Здесь его называли дракон, гагтунгр, аббадон… Сейчас он был в теле невысокого, лысоватого, уже в возрасте человека. Пусть он и выглядел неказисто, но это был настоящий дракон!

Льяфф вдруг почувствовал, что теряет себя: его собственное сознание стремительно истончалось, вместо которого, он наполнялся чьим-то новым, совершенно чужим.

И тут ледяная вода больно обожгла легкие, заставив сердце на мгновение остановиться.

Ледяная вода больно обожгла легкие, заставив сердце на мгновение остановиться. Андрей бешено задрыгал руками и ногами и всеми силами устремился наверх, туда, где была спасительная поверхность. - Йы-аааа! – жадно вдохнул он, выныривая из-под воды.

- Анрюха!.. Ты чё!.. Андрюха!.. Держись!.. – послышалось откуда-то сверху, и вот уже несколько рук крепко схватили его и вытащили на холодные, мокрые доски причала.

- Нет, ну, ты прикинь! Только я, значит, отвернулся, а он уже шагнул к краю и – бултых! И сразу на дно! – жарко объяснял подвыпивший долговязый парень своим товарищам, то и дело нервно поправляя свою чёрную вязаную шапочку.

Андрей тяжело закашлялся, согнувшись чуть ли не пополам. На него тут же накинули чью-то куртку, а долговязый парень натянул ему на голову свою шапку.

- На, согрейся! – кто-то протянул ему стакан и теперь настойчиво пытался заставить выпить его содержимое.

- Ох! – только и смог выдавить из себя Андрей.

Была осень. Октябрь. Или даже ноябрь. Самое его начало.

Всю ночь Андрею снились странные сны. Порой, они превращались в настоящие кошмары, и тогда он с криком просыпался и, тяжело дыша, озирался по сторонам, сидя посреди своей кровати.

Проснулся он рано. Как ни странно, простуду, как рукой сняло: голова не болела, а во всём теле ощущалась непривычная бодрость. Задумчиво помяв меж пальцев сигарету, Андрей вдруг решительно сломал её и отшвырнул в сторону. Сам себе удивляясь, он накинул на себя лишь лёгкую спортивную куртку и, надев на ноги старые кроссовки, осторожно, чтобы не разбудить родителей, вышел из квартиры.

Бежалось легко и как-то даже празднично. В ушах ревела любимая музыка, но Андрей не слышал её. В голове его всё время крутилась одна и та же странная фраза: "Нечётный воин… Я нечётный воин…" Андрей не понимал её. И, всё же, чем-то она была близка ему и знакома.

Где-то внизу, под ногами, стремительно проносились грязные осенние лужи, в которых уныло плавало серое московское небо. Это небо разбрызгивалось в стороны, когда Андрей невзначай попадал в лужи ногой. Но он не обращал на это ни малейшего внимания. Потому что ему было хорошо. Пока хорошо. Ведь он всё ещё был Андрей.

В каждом мире есть свой дракон. И на все миры есть только один нечётный воин. Если когда-нибудь он оступится, промахнётся, его рука дрогнет в решительном поединке, то всё, всё, раз и навсегда, закончится, и Бытие вновь сменится Великим Ничто.