Осень грустно смотрит в окно.
Бьёт увядшей ветвью в стекло.
Я с больничной койки давно
Вижу – свет уходит с теплом.

В небе стая вдруг голубей
Лишь на миг белым вспыхнет крылом.
И опять – лежишь целый день
И грустишь о теперь уж былом.







Блеск черепичных крыш. Шуршанье кипарисов.
В лазурном море – стайка парусов.
Маяк через залив. И гор скалистых выси.
И солнце, в поле белых облаков.

Италия – сладчайшая отрада!
Твой воздух – что амброзия богов.
Твой лёгкий нрав – как гроздья винограда,
На склоне солнечном взрастила что любовь.






Тихое утро. Ни ветерка.
Небо безоблачно, в цвет молока.
Белый туман, да озёрная гладь.
Краешек солнца пока лишь видать.

Но тихою поступью, суетный день
Уже удлиняет предметам всем тень.
И вскоре – заметить успеешь едва –
- Вокруг уж повсюду толпятся дела.







Едва Ваша рука меня коснулась нежно,
Легко, заботливо, внимательно и бережно.
Едва услышал я. – Ну как у нас дела? –
- Ни капли не совру – стал поправляться я!

А дни бегут моей лежачей жизни.
- Ну что? Когда же мне вернут подвижность?
И мне дозволено опять будет ходить?
- К концу недели следущей. Нельзя сейчас спешить.

- О, хоть бы так! Но вот ещё забота –
- Легко невзгоду пережить мне в творческой работе.
А так просто лежать – казнь духу моему!
Ещё чуть-чуть – и я с ума сойду!

Вот если бы ещё компьютер мне вернуть!
Но тут Вы улыбнулись мне чуть-чуть.
- Ах! – Лишь вздохнули Вы. – Об этом, друг, забудь!






Ветер зовёт за собой по дороге
В дальние страны и города,
Полный волнения, полный тревоги,
Туда, где моя не ступала нога.

Опять раствориться в симфонии странствий,
В созвучиях новый, чужих языков,
В сплетеньи обычаев странных и разных,
В бурлящей истории прошлых веков.

Саднит и тревожится странствием сердце.
И вот тебе в тягость уж собственный дом.
Ты – словно в темнице, где лишь одна дверца –
И дверь та – дороги непройденной сон.







В небе высоком – парящая птица.
Луч солнца – из золота острая спица.
Листья – что чистой воды изумруд.
И чашей серебряной – замерший пруд.

Тепло и покойно – лежи, да и грейся,
Смотри в облака, и на счастье надейся,
Следи за букашкой, ползёт что в траве,
Иль книгу возьми и читай в тишине.

Всё так. Но вскипает вдруг радостью сердце,
И хочется мчаться, как яростный ветер,
И в небо взлететь, сделав долгий разбег,
Кричать и смеяться. – Да! Я – человек!






Звездою вспыхнув в вышине,
Низринулась во тьму.
Как раскалённая игла,
Вонзилась мне в судьбу.
Удар желая избежать,
Я ринулся вперёд.
Но чему быть – не миновать:
Наш путь, порой, как лёд.
Беспомощно взмахнув рукой,
Над бездною парю.
Кто я – вода, или огонь?
В аду, или в раю?
Безумьем на два расщеплён:
Внутри и вне вещей.
Я – сам себя родивший сон,
Я – вдох и выдох дней.
Туманны мыслей облака,
Что где-то там, внизу.
А был ли сам-то я когда?
Иль я – лишь бред в бреду?
Уходят терции веков
В вневременной провал.
Не избежит своих оков,
Кто сам себя познал.







Одна лишь у меня мечта.
К чему стремлюсь – того алкаю:
С тобой быть – всюду и всегда,
А без тебя жить - не желаю!

Неведома тому цена.
Её плачу я всю авансом.
Мне без тебя мир – пустота!
А миг с тобой – миров богатство!

К земле колени преклоню,
С себя сорву лоскут последний,
Исполни просьбу лишь мою –
- Мне в жизни будь любовью верной!







Мой ангел, данный мне от бога.
Всегда мятущийся в себе.
Ты – мой покой, моя тревога,
Звезда, на жизненной стезе.

Ты – моя дверь в юдоль земную.
Ты – мои первые шаги.
Я сам себя скорей забуду,
Чем руки оттолкну твои.

Молю судьбу – и дальше вместе
Смеяться нам и горевать
На этом, полном жизни, свете.
О большем – смею ли мечтать?






Целый день за окнами дождь.
Небо хмурит тучами лоб.
Листья словно бросило в дрожь
От небесных, капельных строк.

Целый день бурлят пузыри
В лужах, на асфальте дорог.
И в душе растут пустыри,
Словно я до сердца промок.






Железное сердце Земли,
Гасящее солнечный ветер,
Ты бьёшься в каждой груди,
С рождения, и до смерти.

А солнце – и друг нам, и враг.
Оно нам – надежда и горе.
Без солнца – лишь холод и мрак.
А много его – ярость зноя.

Мы – дети златых середин,
Стеченья удачных мгновений.
И путь нам – из тварных теснин
В простор бестелесных свершений.







Мир соткан из самообманов.
Учите лучше алфавит!
Не то, прочтя пятьсот романов,
Решите – вам весь мир открыт.

Касаясь прошлого иного,
Сверните лучше свой аршин.
Пусть даже совпадений много,
Они – что тени от картин.

Спешить не надо с приговором.
Решимости скажите. – Брысь!
Не то, в себя упёршись взором,
Невольно вскрикните вы. – Кысь!






Льдистым блеском – синева.
С сухим треском – навсегда.
Рвётся пятый небосвод.
Небо водит хоровод.
Где четыре – там и пять.
Можно обратить всё вспять.
Только мнимым будет шаг:
Сам себе ты будешь враг.
Лучше – в цвета чехарду.
Вспышкой – в вязкую руду.
Добывать, делить и мять,
Распадаясь – создавать.
Или, отшвырнув себя,
Вспомнить холодность огня.
Хлопьями метёт времён.
Кто свободен – тот прощён.
Сам собой. И просто так.
Сделать свой не бойся шаг.







Так рвёшься завершить дела,
Но сколь ревнива к нам судьба!
И когда думаешь. – Вот-вот! –
- Выходит всё наоборот!

И вот – все планы – кувырком.
И вот – больница, а не дом,
Где за стеной – то крик, то плач,
И спозаранку входит врач.

Но даже здесь, смотря в окно,
По новой ткёшь дел полотно,
Чтоб, если вновь придёт заря,
Успеть перекроить себя.







В восемь тридцать постучала
Смерть тихонько в дверь.
Восемь тридцать. Одеяло
Ни к чему теперь.

Восемь тридцать. Слава богу,
Это не ко мне.
Восемь тридцать. Вижу снова
Облака в окне.

Но всегда, в любое время,
Горько на душе,
Что людское смертно племя,
Как всё на земле.

Не от собственной кончины. –
- Ей никто не рад!
А за близких и любимых,
Жизнь чья станет – ад.







Так трудно всё предугадать.
А часто – просто невозможно.
Ты думал лечь в свою кровать,
И вот – ты на больничном ложе.

Ярмо для духа – его плоть.
Не признаёт он с ней единства.
А хочет – как-то превозмочь:
Ярится, прочь идёт, поститься.

Как в берег вечно бьёт прибой:
Одна судьба двух половинок.
Всегда ответ самый простой
Легко пройти поспешно мимо.

Единство надо пережить.
Всё тут без пользы: знанье, вера…
Но нам всегда надо спешить.
А значит – боль приходить первой.







Опять у солнца выходной:
Покрыто небо серой мглой.
Как бисер, капли на листах,
Но дождь – пока что в облаках.
Быть может, скоро и польёт.
Он, видимо, чего-то ждёт,
Иль просто лениться слегка:
Ему уютно в облаках.
Совсем как мне – лёжа в постели,
Прогнав работу бюллетенем.
Пусть дома – лучше во сто крат,
Я буду и синице рад!
А, впрочем, ни к чему лукавить –
- Я журавля смог заарканить!
За то – спасибо всем врачам:
Без них – конец моим мечтам!
…Ну вот, раздумал идти дождик.
Луч солнца, словно острый ножик,
Разрезал облачный покров.
…Суббота. Полдень. Чай готов…






Больничных дней унылый ряд,
Пусть и на краткий миг,
Как в будни – праздничный наряд,
Был радостью разбит.

Всего каких-нибудь пол дня,
Каких-то пять часов,
Но как же, как был счастлив я,
Узрев родимый кров!

Цветы, столовая-постель,
Обновки все твои,
Компьютер, Рыська-бандюэль,
Ну и, конечно, Рин!

Но тает кружево минут.
Вернуться надо в срок.
Эх! Вот бы взять, остаться тут!
Но вот – уж и порог.

Невольно, горькая слеза
Скользнула по щеке:
Увы, вернусь не скоро я,
Дай бог, чтоб в октябре!







Нависло за окнами хмурое утро.
Уныло и холодно. Клонит ко сну.
Конец октября наступил уже будто.
Погоду, как женщин, я вряд ли пойму.

Лежу, весь зарывшись под одеяло,
И строки лениво рукой вывожу.
От холода, верно, давленье упало,
И в вену с трудом лишь воткнули иглу.

На сгибе – компресс. Вена всё ещё ноет.
Но это – пустяк: руку лишь не согну.
Быть может, поспать? Или всё же не стоит?
Нет, лучше уж с книгой тебя подожду.






Луна, в печали, смотрит на листву.
И на своё, в озёрах, отраженье.
- О, небеса! Как я переживу
В цветах одежд такое совпаденье!

- Как много золота! Совсем, как у меня! –
- И от расстройства прячется за тучу.
И слёзы льются струями дождя.
И осень хмурится на всё, с небесной кручи.







Пусть мы, по-прежнему, в разлуке,
Как осень – с нежною весной,
Я, в день такой, тоску и скуку
Гоню, смеясь над злой судьбой.

Что могут время и пространство,
Когда едины две души?
И мира всё непостоянство
Бессильно, раз так любим мы!

Едва глаза свои закрою,
И вот – уж ты передо мной.
Тебя коснусь своей рукою
Назло преграде я любой!

Пусть мир беснуется и злится,
Мы будем вместе всё равно!
Твой День Рожденья – состоится!
Я – рядом, даже далеко!






Прощай, больничная палата!
Я путь держу в приют иной.
Ведь всё кончается когда-то.
И вот – прощаюсь я с тобой!

Теперь, на месяц, в санаторий.
Там тоже ждут меня врачи.
Но, всё же, чуть там, да свободней:
Хоть книгу, хоть стихи строчи!







Загнали, заточили, ввергли
В узилище лечебных муз,
В из стариков глухие дебри,
Где в шестьдесят – король и туз!

Почти монашеская келья,
Где нам с соседом жить вдвоём.
Порой я вздрагиваю. – Где я? –
- С тоской смотря в окна проём.

А я соскучился по дому,
По нежной ласке твоих рук.
Эх! Отчего ж такой я хворый?
Болезнь – причина всех разлук!







Закрыта дверь. Отрезан путь.
Куда идти? И где свернуть?
Иль, может быть, пришла пора
Идти неведомо куда?
В ночные глядя небеса,
Прочесть пытаюсь письмена.
Вот – Утка. Ну а Ветер – здесь!
Мой путь открылся сразу весь:
Вслед за Блуждающей звездой
Пойду неведомой тропой!
И пусть кровава Борода.
И дышат смертью времена.
Пусть на любых из ста дорог
Подстерегает тёмный рок.
Вот – шаг. За ним – ещё, ещё...
В ответе я, как все – за всё.
Мир связан миллиардом пут.
Здесь каждый – бог: король и шут.
В себе сумей лишь разглядеть
Своей судьбы благую весть.
Но плотно застит жизнь глаза.
И там, где радость – лишь слеза.
Ведь только, путь кто смог найти,
И стал властителем судьбы!







Ещё вчера с тобой гуляли в парке.
С улыбкой, пальцы рук переплетя.
Ещё вчера объятья были жарки,
Ну а сегодня – рядом нет тебя!

Разлука – надоедливым ребёнком,
Минуту каждую теперь всегда со мной.
Всё теребит. – Скажи, ну сколько, сколько?
Когда уже поедем мы домой?






Падают листья, печалится осень:
Увы, сменит золото белая проседь.
Ещё один месяц – спадёт красота,
И вместо нарядов – ветвей нагота.

И сразу настанет унылый ноябрь,
Замёрзнет земля, год совсем станет старым.
Отсюда, наверное, и седина.
Ах, горькая доля! Ах, злая судьба!






Вот и ещё один этаж.
И та же суета.
Всех охватил ажиотаж:
Снуют туда-сюда.

Без цели, смысла, просто так,
Как раз заведено.
У всех, печатает кто шаг,
Нет лиц – одно пятно.

Словно бездушный механизм,
В сиянии огней,
Очередной какой-то изм
Всё крутиться быстрей.

Ну, что же, бог с ним!
Дальше, вверх! Сквозь морок этажей.
Вот если бы найти мне лифт!
Сто тысяча чертей!

Вот тысяча второй этаж.
Такой же, как внизу.
Ну, что ж, людского бреда страж,
Я до конца пойду!






Немного читаю, немного пишу,
Немного гуляю и много грущу.
В старинных руинах, дворянском гнезде,
Лишь скука, разруха и мусор везде.
Лишь сумрачный парк, в мощи древних стволов,
Хранит благородство старинных веков.
А новое время – меж них бурелом,
Гнилые деревья, полдеска содом.
И целый год стройки. – "Здесь будет бассейн!"
Но вот через сколько? Лет, так, через семь?
Но лечат нормально. Не стану я врать.
И кормят – навалом: коль съесть всё – не встать!
А, впрочем, чего я? Бумага, перо.
И вот – меня нет. Прочь меня унесло!






Ряды потёртых книжных переплётов,
Как лица старых, преданных друзей.
Лишь иногда тяну я руку. – Кто ты?
А!.. Это ты… Ну долгих тебе дней!

И дальше, изнывая от соблазна. –
- Чего же взять? Хочу и то, и то!
Я, видимо, пришёл сюда напрасно:
Ведь я не в силах прочитать всего!

Библиотеки скромные размеры –
- Всего-то комната, средь многих корпусов, –
- Хранят веков исчезнувших шедевры,
Пусть и с балластом вечных дураков.







Покуда мир неправдой жив,
Куда деваться бедному?
Пусть он работы не бежит,
Нужда – подруга верная!

Припев:    Не надо счастья нам потом,
Сеньор три шкуры с нас дерёт,
Нас обзывая хамами.
Он золото в казну кладёт,
Но всё оно – кровавое!

Бедняк – крестьянин, иль портной –
- С рассвета – за работой,
А господин, с праздной толпой,
Себя тешит охотой.

Мы трудимся – жнём, или шьём –
- Но всё это – напрасно:
Мы труд сеньорам отдаём,
Нам – голод, им – богатство.

Твердят священники. – Смирись!
Кто кроток – близок Богу.
И лезут, нам сказав. – Молись! –
- Под юбку к нашим жёнам!

Все пьянствуют – король и поп,
Сеньор и даже судьи.
А мы для них - всего лишь скот,
Мы для господ - не люди!






На небе – плотной вязью облака.
И солнце, нехотя, взбирается над крышей.
Уже вот-вот наступят холода,
И ночь придвинется ещё немного ближе.

А за окном – не шелохнётся лист,
И птичья трель рвёт тишину лесную,
Да гастарбайтеры бросают землю вниз:
Зарыть траншею надо им вручную.






Холод зимнего предвестья.
Темнота.
Я стою на том же месте.
Как всегда.

Жду, тревожусь и не знаю,
Сам не свой,
Красота ли неземная,
Под звездой?

Или, может, в лунном свете,
Феей сна,
Мне явился ангел смерти,
Вестник зла?

Холод зимнего предвестья.
Темнота.
Нежный голос шепчет. – Здесь я!
Я пришла!






Лист кленовый упал на дорогу.
Жёлтый с красным его цвета.
У окна я стою подолгу
И смотрю, как спадает листва.

Словно дни моей собственной жизни,
Отрываясь с ветвей бытия,
В пропасть прошлого падают листья,
Наблюдаю и думаю я.

Грусть стучит бабьим летом в окошко.
Мягким светом поют небеса.
А душа, как бездомная кошка,
Бродит там, где любовь и весна.






Неба синь, сиянье солнца,
Многоцветие листа.
Бабье лето – щедрый спонсор
Света, красок и тепла!

Дождь, персоною нон грата,
Нос давно не кажет свой.
Воздух – слаще ипокраса!
Осень – я на веки твой!

Пусть и дальше буйством красок
Упиваются глаза.
Не хочу я зимний сказок!
Осень! А потом – весна!






Сквозь едкий табачный дым
И света рваные блики
Задорно стучит тамбурин,
Под трель весёлую скрипки.

Ногой отбивая такт,
Толкая, стоящих с пивом,
Танцует и стар и млад,
Кто стройный, кто брюхом солидным.

Вот новый гитарный риф.
За флейтой ревёт волынка.
Пусть прошлое стало лишь миф,
Не носим трусов мы под килтом!

Шотландцы, ирландцы, Бретань –
- Весь мир стал понятней и ближе.
А ну, кто сидит ещё? Встань!
Москва не скучнее Парижа!






Всё неизбежно в мире: день за днём,
Вслед осени златой, спешит зима седая,
И облака на небе опалив огнём,
Уходит солнце, и приходит тьма ночная.

Вот так и я: на привязи – ослом,
Вслед за свободой, что маячит перед носом,
Всю жизнь кружу, вращая день за днём,
Тщету земную бытовых вопросов.






Трава ещё прощается с росой.
Листва опавшая, осушит её слёзы.
И только времени невидимый прибой
Сумеет смыть мечты её и грёзы.

О, время! Что мгновение, что век…
Я жил вчера? Иль только жив сегодня?
Я не хочу! Но как сдержать твой бег?
Секунду каждую вопрос решаю – кто я?

Листва кружит и падает вокруг.
Давно сижу, спиной прижавшись к дубу.
О, время! Кто ты? Враг мне, или друг?
Иль нет тебя? Лишь чудишься повсюду?

Вчера, сегодня, завтра – каждый миг
Быть может жив лишь в завихреньи мысли.
Пускай из прошлого день нынешний возник,
Вчера и завтра – столь же полны жизни!

…Сижу, гадаю, не могу понять:
Сознанье – пленник заданных условий.
Пока нет слов осмыслить и сказать,
Нет и решений в этом древнем споре.






Воздух сырой и тяжёлый.
Опавшая слиплась листва.
Вот и настал день, который
С дождями принёс холода.

Вчера ещё, греясь на солнце,
Считал в небесах облака.
А ныне. – Балкон закройте! –
- Соседа прошу. – Хоть слегка!

Нахмурилось тучами небо.
Притих, пригорюнился парк.
Ах, где же ты, бабье лето?
Видать, дело, в правду, табак!






Порвана, скомкана, сорвана вниз
Звёздная россыпь на неба карниз.
Трещит горизонт и встаёт на ребро.
Мгновенье назад всё так было легко!

Ну было и было! А ныне – не так:
Горят серафимы, рай падает в ад.
Последняя битва – вселенское дно.
Архангел трубит. – Здравствуй, Армагеддон!

В кровавое месиво – все времена!
Разрушим мир весело, раз – навсегда!
Единство, противное всем и Ему,
Расторгнем: негоже добру льнуть ко злу!

И вовсе не важно – была ли вина.
У мира всегда лишь одна есть цена.
Хоть грешник, хоть праведник – всё здесь равно:
Мир будет разрушен, раз воля Его!

Пусть ангелы бьются с самим сатаной.
Пусть слёзы не льются – смерть будет игрой.
Сотрём мироздание всё в порошок!
Развеем, растопчем – всем будет урок!

Как белое станет намного белей,
Избавиться мир от двуликих теней!
И чистой слезою, возвышенный рай
Воскреснет, открывшись для праведных стай.

Не будет ни горя, не будет и слёз…
Всё будет навеки. Всё будет всерьёз.
Лишь радость, лишь песня, един, Кто распят.
И как горький сон – дьявол злобный, и ад.

…Ах, милые сказки ушедших времён.
Наивные ласки тех, кто уязвлён.
Вам вера – как стяг! Я же знаю одно:
Покуда ты жив – жив и Армагеддон!






Стучит по аллеям дождь.
В лужах кипят пузыри.
Дождливой была и ночь.
И не было видно зари.

Уныло и сумрачно. Пуст
Укутанный сыростью парк.
Сегодня здесь бродит лишь грусть,
И нет, как обычно, пар.

Одни только скачут щенки.
Что им до погодных тревог?
Гоняют наперегонки
И крутятся возле ног.






Ветер пахнет дождями.
Лес – опавшей листвой.
Между снами и явью
Шаг совсем небольшой.

Оступаясь сознаньем
В бездну, что дарит ночь,
Я, дорогами тайны,
Сквозь себя иду прочь.

Что мне место, иль время?
Там – возможность всего!
Эфемерные двери
В что грядёт и прошло.

Я глаза закрываю.
Месяц смотрит в окно.
Между адом и раем.
Между злом и добром.






Наверно, всё же прав Лактанций!
Я видел пару белых крыл,
И бездну, между двух дистанций,
Порыв любовный перекрыл.

Я свято верил, что ты ангел.
Но ты смеялась надо мной.
И лишь сегодня ночью, в парке,
Ты стала вдруг сама собой.

Расправив гордо свои крылья,
Белей, чем на вершинах снег,
Ты прошептала мне. – Отныне,
Ты для меня – и Бог, и Свет!

И вознесла превыше неба,
Туда, где ангелов приют,
И ласки столь дарила смело,
Что те там больше не живут.

Когда ж закончилось блаженство,
И мы достигли вновь земли,
Ты поклялась. – Я буду вечно
С тобой на жизненном пути!

Пришли мы в храм. Но там сказали,
Раз небо справок не даёт,
То дело, потому, едва ли,
Хороший примет оборот.

Но, коли рай пообещаем,
Сумеют, всё же, нам помочь.
Но ты всех обратила в пламень,
И мы ушли, во гневе, прочь.

С тех пор мы и живём на небе.
У нас семь чудных ангелят.
Но до сих пор ты в страшном гневе:
Детей растишь, как бесенят!






Мир разъят и исчислен,
Словно круг – на квадрат.
Духа горние выси
И частиц конденсат.

Мы глаза лишь и уши
В этой автосудьбе.
По воде, как по суше,
Ходит верный себе.

Мир себя постигает,
Не идя напролом:
Не спеша, прорастает
Мудрецом и попом.

Кто-то ищет, не зная.
Кто-то верит – и всё!
Мир, от края до края –
- Сам в себе и во всём!






В тьму ночную – вспышкой света.
В мрак вопросов – блеск ответа.
В жизнь – счастливую звездой.
В скуку – звонкой кутерьмой.

Не ищи лишь там, где знаешь.
Тайну – страстью разгадаешь.
Мудрость без огня – ничто.
Хладный сердцем – мёртв давно.

Жизнь – загадочная штука:
Чуть игра, и чуть наука.
Из всего она того,
Что в сей мир принесено.

Будь ты праведник, хоть трижды,
Жизнь прими, как можно ближе.
Тот, кто в келью затворён,
Сам предал, в кого влюблён.






Ветер играет опавшим листом.
Хмурое небо. Затворенный дом.
Дождь моросит. Крик встревоженной птицы.
Осень коснулась предместий столицы.
Раскрасила листья… И вот – сорвала.
Октябрь. Природа уж ждёт холода.
И льдом заковав, с ночи сонные, лужи,
Нам мир объявил, что мороз им разбужен.
И в воздухе сразу запахло зимой.
Всё в жизни своею идёт чередой.






Звёзды ночью стали ниже.
Холод неба стал чуть ближе.
Иней заменил росу.
Скромность – буйную красу.
Осень спрятала наряды:
Износились, стали стары.
И укрылась под фатой.
Ждёт: жених придёт младой.
Эх, девица! Слишком рано!
Вокруг ходит год лишь старый.
Он не смотрит на фату,
Не оценит красоту!
Он, подсев поближе к печке,
Ловит сны в дней прошлых речке.






Меня несут не ноги – крылья.
Я от волненья сам не свой!
Мечта вдруг обратилась былью:
Я возвращаюсь вновь домой!

Дома, деревья, люди, реки –
- Улыбкой мир отмечен весь.
Что ж, знайте – счастлив я навеки,
Когда вскричу. – Я дома, здесь!

Бежит минута за минутой,
А мне всё кажется – часы.
Когда ж расстанусь я с разлукой,
Как ясный день – с слезой росы?

Простившись с жизнью кочевою,
Стряхнув с одежды пыль дорог.
И вот – увидел дверь родную!
И вот – шагнул через порог!






Ну что же, здравствуй, сумасшедший город!
Обитель радостей, заботы и тревог.
Сколь ненавистен ты, настолько же и дорог
Кошмаром нового на камне прошлых строк.

Уж столько лет знакомы мы с тобою:
Ты пройден мной и вдоль, и поперёк.
Так почему не прежней теплотою –
- Встречаешь холодом, средь улиц и дорог?

Хожу, брожу и разрываюсь сердцем:
Ты Вавилон бессмысленных витрин.
Пусть хорошеешь ты, но лишь ценою смерти,
Того, кем был так преданно любим.






Мир вновь открылся с чистого листа:
Вчера на землю выпал первый снег.
Пускай страница жизни не пуста,
Вид сделаю, что там ничего нет.

Впишу лишь то, что было хорошо:
Удачи, радости и всё, чего достиг.
А всё иное – было и прошло.
Зачем в душе застывший боли крик?

Да. Ни к чему!.. Но, может, я не прав?
Ведь сколько раз от горя брал разбег!
И стал собой, отчаянье поправ,
Порой слезу стирая с края век.

Нет, не нужна цензура на судьбе:
Я – это всё, что миром мне дано.
Будь будет снова чистым только снег.
Я полюбуюсь на него в окно.






Я снова дома. Счастье и беда!
Жизнь рассыпается на милые привычки.
И вот уж время, как в песок – вода.
И планы все – что вымокшие спички.

Смущён. Растерян. Как же теперь быть?
Смогу ли сжать в кулак железный волю?
Иль лучше по теченью пока плыть?
И не напрасно ль сам с собой я спорю?

Не знаю. Жду. Пусть время даст мне знак.
Не буду понапрасну убиваться.
Порой умнее мудреца – простак.
Порой важнее – просто отдышаться.






Опять, как много лет назад,
Я тычусь в спины сонным носом.
Опять, как много лет назад,
Спать стоя вспоминаю способ.

Час пик. Из спальных своих нор
Все выползли в рычащий город.
Час пик. Из триллионов пор
Сочиться пот во вздрог вагонов.

И пусть в дороге теснота,
Но лучше так, чем путь в промзону.
Работать в центре – красота,
В дыре ж, где я – подобно стону.







В сияньи безбрежном объята пространством.
Трепещет, как лист на ветру.
По праву гордиться непостоянством
И бесит любую судьбу.

Всегда снисходительно смотрит на время:
Ей вечность – забавный пустяк.
Как взгляд мимолётный, не знает сомнений:
Захочет – и сделает так!

До прежде всего, и за всем, что лишь будет.
Она есть всегда и во всём.
Всю дарит себя, кто её страстно любит,
Но гнёт всегда только своё!







Разбужен поутру дождём.
Хотя, точнее, был уж полдень.
Сражались ночью мы вдвоём,
Не меж собой, а с кошкой, вроде.

Точней, был полосатый бес,
Что нас решил лишить покоя.
Вот пол землёй засыпан весь.
Горшки разбиты лапой злою.

Любовный бес хотел кота.
Да где ж его разыщешь ночью?
Вот и пошла тут кутерьма:
Горшки рвались, что ядра точно!

Но, кажется, я, всё ж, заснул,
Слегка присыпанный землёю.
Жена, как верный караул,
Мой заслонила сон собою!







Висим над пропастью во лжи.
И только крюк для нас опора.
Всё рухнуло в тартарары,
Но держит Родину контора.

Спецслужбы не дают упасть
Нам в беззаконие лихое.
Копейки не дают украсть:
Всё бедным, то бишь – нам с тобою!

О нас пекутся день и ночь:
- Как сделать общество свободней?,
- Коррупцию как превозмочь?,
- И сделать нашу жизнь достойней?

У них – копейка за душой!
Жизнь – от зарплаты до зарплаты!
Мой друг, что ж сделать нам с тобой,
Чтоб им облегчить подвиг ратный?!






Душа уходит из тела,
Как пламя из тонкой спички.
И пеплом, горьким и белым,
Осталась лишь жизни привычка.

Как угли былого – вечность.
Сгорели все тайны иного.
Поруганная бесконечность.
Не вспышка, а просто слово.






День завтрашний стоит передо мной.
Навис, совсем каток как паровой,
Я в ужасе смотрю, не в силах шевельнуться.
А он всё ближе! Мне не увернуться!
Неотвратимостью наехал на меня.
Коль хочешь жить – не стой пред ликом дня.
Жизнь для того, к победе кто стремится.
А кто лишь ждёт – тому она темница.
А, значит, хватит мне уже вздыхать.
Вновь за работу! К чёрту – отдыхать!






Внутри себя на я своё взглянуть.
Взгляд изнутри на то, чем сам ты смотришь.
Лишь плёнка разума, да чувственная муть –
- Пожалуй, всё, что так, в упор, уловишь.

Границы зыбкие – где мир, а где уж я?
Вот звук далёкий – он живёт и мною.
А вот – рука моя. И как её понять?
Она – и я, и, капельку, чужое.

Я чую кровь свою, что мчит по руслу вен.
Я чую… Это значит – здесь граница?
Вот это – точно я. А это – тела плен.
Оно – моё! Но, всё ж, не я – темница!

Я – это трепетанье на ветру.
Где ветер – из грядущего, в былое.
Я – постоянство мнимое в бреду,
Что, как привычка, крепит всё собою.

Мир, как и я, меняется вокруг.
И я, как все, за ним не поспеваю.
Мгновенье в прошлом – вот и есть тот круг,
В котором я в сём мире обитает.







В небе синей глубине,
По сияющей дуге
Мы пойдём гулять с тобою
Прям по радуге – дуге.

Мимо солнца, облаков,
Мимо крыш и чердаков,
Мы – всё выше, выше в небо,
Прочь от всех земных оков!

Как поднимемся в зенит,
Глянем, как там Бог сидит.
Дёрнем старца за седины –
- Пускай с нами он бежит!

Ветер дует на луну.
Бог, вдогонку нам. – Иду!
Только мы уж убежали,
Нам на счастье, иль беду.

День сошёл с лица небес.
Небосклон прошли мы весь.
Просто так, не ради славы,
Лишь затем, что скучно здесь!






Опять не вышло: словно черновик,
Рукой неведомою скомкан и отброшен.
Не там, не здесь, иль не таким возник,
Был признан вредным, или нехорошим.

Вопросами настырно мир терзал.
Был недоволен тем, как он устроен.
Дерзил, хамил ему и всяко возражал.
И вот за то был миром перекроен.

А, может быть, совсем наоборот?
Мне помогли на мир взглянуть иначе?
Раз сам не смог я сделать поворот,
Меня насильно вывели к удаче?

Ну а болезнь – лишь плата за судьбу.
И всё, в итоге, сложиться прекрасно.
А, впрочем, к чёрту эту ерунду!
Ведь всё случайно. К счастью. Иль напрасно.

Ворона чистит клюв на дереве о ветку.
На улице туман белёсой пеленой.
Привычно проглотив ещё одну таблетку,
Я, всё равно, сижу с тяжёлой головой.

А рядом, за углом, шумит во всю дорога.
Машинам тесно, как в час пик в метро.
Я посмотрю в окно на них ещё немного,
А дальше… Дальше… Право, всё равно.

Мой день ползёт, подобно сонной мухе.
Я приспособился к больничному житью.
Нельзя сказать, чтоб я страдал от скуки,
Но страшно рвусь обратно в дом, в семью.






Скрип и шорох тут и там.
Чьи-то тени по углам.
Камень хладный древних стен.
Ехал в гости, встретил плен.
Нет, никто меня не держит.
Я гостил здесь даже прежде.
Видел девы чудный лик:
Призрак в комнату проник.
Посмотрел мне, улыбнулся…
Через месяц я вернулся.
Сам не знаю, почему.
Видно, испытать судьбу.
Ну, а если сказать честно,
Не найти мне было места:
Потерял, навек, покой
Из-за девы неживой.
День и ночь её я видел.
Грезил ею, ненавидел.
И вернулся, вот, опять.
Видно, чтоб тут и пропасть!
Ночью, лёг едва на ложе,
Дева та пришла, пригожа.
До утра со мной была:
Сказка, полная огня!
Наслажденье неземное!
Сердце, вечно молодое!
…Ну а утром – как в бреду!
Страшно!.. Я решил – уйду!
Вещи взял, и быстро к двери.
Как бежал! И не поверить!
Коридоры, зал… стена…
Верно, мчусь я не туда!
Повернул опять обратно.
Дева улыбнулась сладко.
Погрозила мне рукой
И исчезла… Зал пустой…
Ещё больше испугался!
Дверь. По лестнице поднялся.
Раму оттолкнул рукой,
Чтоб в окно – вниз головой.
Только там – нет, не спасенье!
Там – опять ждёт подземелье…
И вот так, уж, верно, год:
Ночью – ласки, утром – спорт.
Мчусь до самоисступленья!
Только нет нигде спасенья!






День осенний солнечным светом
Напитал небеса сполна.
Облака заблудились где-то,
И уже не придут никогда.

Полдень щедро плеснул лазури
От зенита, по кромку земли.
А потом, словно свечку задули:
Краску чёрную вечер разлил.

Скоро высыпят яркие звёзды.
Распахнёт жёлтый глаз свой луна.
Пусть не будет сегодня прозы
Пусть лишь рифма царит одна.





Словно мёртвые скалы нависли дома.
Ныне стали пустынными все города.
Ни огней, ни дыханья зловонных машин.
Я остался во всём этом мире один.
Только эхо шагов, да ещё моя тень –
- Вот и всё, кто со мной делит ночи и день.
Я хожу, я брожу, пыль вздымаю ногой.
Я зачем-то живу в пустоте неживой.
Словно лист прошлогодний, как чей-то злой сон,
Я бесцельно кружу, потерявши свой дом.
Позади – бесконечная россыпь домов.
Впереди – вереница пустых городов.
И в каком-то из них я, наверное, жил.
Что же… Буду идти, сколько хватит мне сил.
Буду мерить шагами земные пути:
Я хочу, и теперь ещё, дом свой найти.






Хмурое небо. Пушистая ель.
В доме напротив – закрытая дверь.
Хочется спать. Встать пришлось слишком рано:
Вернулся в больницу, с утра, я исправно.
Позавтракал. Кровь сдал. Дождался врачей.
А скоро грядёт и проверка очей.
Здесь тоже отправить хотят к окулисту.
Неужто со зрением что-то нечисто?
Да вряд ли! Уже проверяли не раз.
И, в общем, болезней не найдено глаз.
Ну, долго ль ещё? Я хочу на подушку!
Валяться в постели безвольною тушкой,
И спать до обеда, хоть с храпом, хоть без.
Сейчас – оборванец, а высплюсь – так Крез!
Устало когда не смежаются веки,
Совсем по-иному ведь судишь о веке!
А значит, гармонии ради души,
Коль хочется спать, так ложись и лежи!





  *      *      *

Сияла, танцуя,
Смеялась, летя,
Дитя поцелуя,
Любви и огня.

Качалась на ветке,
Зашла в водопад,
В тенистой беседке
Рвала виноград.

Сложила на небе
В цветок облака.
Но тут, меня встретив,
Была такова!






Сама с собой борьбу ведёт погода:
То солнце, то вновь хмурость за окном.
То ветром ветви колыхнёт немного,
А то опять – ни ветерка кругом.

День ото дня прозрачней всё деревья.
Ласкает солнце голый ствол теплом.
День всех святых уже стучится в двери,
И тыква жёлтая мой караулит дом.

Но не пугать сегодня мне соседей.
Мой плащ, с метлой не высветит фонарь.
Я до сих пор сижу в больничной келье.
И лишь вздыхаю. – Как же, право, жаль!






Город гудит, как встревоженный улей:
Машины, трамваи, всех ниже – метро.
И лифты – то мухою сонной, то пулей –
- Ныряют к земле, иль летят высоко.

Всё вечно в движении, вечно в процессе.
Вдох – выдох: не воздух, а адская смесь
Из пота и страхов, взращённых на стрессе,
Веселья и боли – всего, чего есть.

На грани безумия, иль откровенья,
Себя ненавидя и страстно любя,
Живёт этот город, без тени сомненья,
Что всех укротил – и меня, и тебя.






Горбом проулки над Солянкой.
И тихий Патриарший пруд.
Уют дворов за зоопарком.
И сотня мест, и там, и тут.

Всё помню, всё люблю, всё знаю.
Они давно уж часть души.
Вот Сокол: пасторальным раем,
Художники живут в "глуши".

Вот Эрмитаж: по переулкам
Добраться можно до Тверской.
А можно не спешить минутку
И выбрать путь совсем иной.

Налево, сразу под Садовым,
А дальше – в Новослободу.
Свернуть направо и так, скоро,
В Екатерины парк приду.

И снова прелесть тихих улиц,
Для сердца – сладостней, чем рай.
Коль путь направить свой и сузить,
Вновь в парк приду я, невзначай.

А тут – барочно-русский пряник,
Петровский замок – предо мной.
Но я – уже уставший странник,
И, сев в троллейбус, мчусь домой.






Небо – яркой полосой.
Кто-то вслед мне крикнул. – Стой!
Только я уж сделал шаг.
Позади остался мрак.
Яркий свет, сквозь холод слов.
Тела сорванный покров.
Там, где нет границ меня,
Мир не знает слова "Я".
Время – мнимой кривизной.
Суть вещей – зигзаг простой.
Свёрнуто всё из себя:
Просто вздулась пустота.
И меж бездн зажатый нерв:
Мир – скользящий плёнкой блеф.







На удивленье молода,
А, сверх того, ещё красива.
Такого дали мне врача.
Ах, как мне, право, подфартило!

Леченье сразу пошло впрок,
И, с каждым днём, я здоровее.
Я рад, что врач со мной не строг:
Мне так лечиться веселее.

Известно в мире, с давних пор –
- Хороший врач, сродни улыбке:
Активно лечит разговор,
Йод без него – смычок без скрипки.

Легка когда врача рука,
Она излечит и касаньем.
Вот так ведь и у Вас всегда.
Но плюс к тому - и обаянье!
Ах, быть врачом - Ваше призванье!






Меня смотрели на просвет,
И вдоль, и поперёк.
Лучом прощупали скелет
И каждый уголок.

Сосуды, сердце, голова.
Снаружи и внутри.
И я сказал. – Вот это да!
Болезни – не уйти!

Обложена со всех сторон:
Томограф, МРТ,
Дуплекс, и крови уж галлон,
Вновь ЭХО-, ЭКГ.

Одна дорога мне теперь –
- Я должен быть здоров:
Ведь в жизнь распахнута мне дверь,
По воле докторов!






От Братцева до Сокола
Идёт шестой трамвай.
От Братцева до Сокола
Сиди, в окно зевай.

Смотри на пешеходов,
С пакетами и без,
Проплешины газонов
Среди торговых мест.

Коль не застрянем в пробке –
Три четверти часа.
Но вряд ли: утро всё-таки.
А значит – как всегда.






Зима пришла. Повсюду белый снег.
Подполз ноябрь к самой середине.
Ну а конца лечению всё нет,
И бюллетень мой, как и прежде, в силе.

Устав от врачеванья и стихов,
Я вновь прибег к излюбленному средству:
Презрев советы нудных докторов,
Рублюсь в Героев, наслаждаясь квестом.







Нха ому а Айнэ нойруту эльсини.
Эльсини, тэгуи рэгуа йонситу.
Эльсини нго но хэль кивили орими.
Эльсини вон иха от, ого йа иту.

Сэтэму такура ом а эниру.
Йхас ису рро гай'та варасэ кину.


У моря Отчаяния взошли Луны.
Луны, которые разрешат вопрос всех вопросов.
Луны, но не на звёздных небесах.
Луны три у того, кого ищет Тень.

Отмеченный скрывает единство минувшего.
Отмеченный - и слабость, и мощь бессмертных.
Если ты хочешь изменить весь мир,
То возьми с собой, несущего лунные лики.


Три луны, у моря Ветров.
Три луны, как ответ на сомненья.
Три луны, не среди облаков,
А на том, кто стоит перед тенью.

В нём - вся сила минувших эпох.
В нём - и слабость, и мощь великих.
Кто сразиться за мир готов,
Пусть с собой возьмёт лунные лики.







Назло докучным ретроградам
Давай отметим этот день!
Коль не хотят – так и не надо!
А нам любовь – всех песен песнь!

Сам день сегодня, словно праздник:
Целует солнце небеса.
Как Валентин святой, пред казнью,
В любви мы верим чудеса!






Я брожу по дорогам дальним,
Среди странных, чужих миров.
Мне, с рождения, скучными стали
Вкус и запах обыденных слов.

По невидимым, звонким ступеням
Я иду над сумятицей дня.
Я отринул пространство и время.
Я обрёл, где теряют себя.







Запах талого снега.
Ветер новой мечты.
Жизнь ведёт человека
От весны до весны.

Путеводной звездою
Мечта манит вперёд.
В ожиданьи иного
Тает прошлого лёд.

Всё бездоннее небо.
Всё тревожней душа.
Счастье – там, где ты не был,
Но где сердцем всегда.







А день растёт, как тесто на дрожжах.
Тепло ему на солнце, словно в печке.
И вот уже, под звонкий щебет птах,
Как коркой – хлеб, он лопнул льдом, на речке.

И с ночью вдруг сравнявшися длиной,
Готов уж день вновь встретиться с луною,
Чтобы в июне, всё объяв собой,
Закатом слиться с нежною зарёю.







Одеяло зимы
Отшвырнула Весна:
- Я прекрасна! Смотри!
Я свежа и чиста!

Среди первых цветов
Я – любовный дурман!
Средь сплетения слов,
Я – для сердца капкан!

Тот, кто чуток душой,
Слышит в песне ручья,
Как зову за собой
Я в чужие края!

Я – в лазури небес.
Я – в зелёной траве.
Я – в желаньи чудес
И, конечно, - в тебе!






Распустились листья на деревьях.
В небо первый тянется росток.
День рождения – всегда пора цветенья,
Ведь любой из нас – пусть странный, но цветок.







Три угла –
- Это горе, отчаянье, боль.
Три угла –
- Эхо мира, по имени скорбь.
У кого на ладони три этих угла,
Тебе тайну откроет –
- В ком скрыта судьба!







Пускай глупец поклоны бьёт:
Лоб крепок дурака!
Я буду с тем, кто пиво пьёт,
Презрев врата Петра.

По мне, с весёлой песней, хмель
Дороже завсегда,
Чем лживый, сладостный елей
С церковного креста.

Бог подкупает, иль грозит:
Тебе – иль в рай, иль в ад!
Но поп, что эдак говорит,
Лишь деньги брать мастак!

В тени смиренного креста –
- Лишь золото, да власть.
Так, к чёрту лживого попа,
За зря чтоб не пропасть!








Жара. Автобус на Рязань.
Для нас поёт Певец Воздушный.
И Фёдор, как брадатый нянь,
Всё суетится. – Вам не душно?

Что? Душно?.. Главное, что в кайф!
Кочуем пёстрою ордою:
Вот – готы, бывший растафай,
И горцы в килтах, прям за мною.

Горланят песни и стихи,
Наполовину с матершиной.
И, где-то так на пол пути,
За пивом рулим к магазину.

А впереди ещё – фонтан,
Для юных дев, горячих телом.
Да что рассказываю вам!
Ведь сами видели всё, верно!

Бьёт дешевизною Рязань,
Не в бровь, не в глаз, а прямо в сердце!
Мне кажется, попал я в рай,
Объевшись там, чуть не до смерти.

Но жадный времени глоток
Уже ввергает в тьму концерта.
Tintal поёт, Tintal ревёт!
Конец… да, нет, начало света!

А после – сонный путь домой.
И от метро, сквозь ночь, пробежка.
Довольны были мы с тобой.
…Тьфу! С фотками посеял флэшку!







Я сердце тебе подарил.
Смотри же, как оно бьётся!
А вот – пара белых крыл,
И бодрый аллюр иноходца.

Я – твой домашний Пегас,
Что курицу есть вместо сена.
И дом наш – тот самый Парнас,
Где музы не бродят без дела.

Вот если бы только ещё
Чуть времени больше, да денег.
Но музы уж тут ни при чём:
Что им до того, что ты беден?






Летящий в бездну лепесток.
Ревущий времени поток.
И ты – песчинка бытия
На перепутьи сам себя.

А где-то, на ином пути,
Мерцают вечные огни –
- Поляризованный фантом
Других миров иных сторон.

Я бьюсь, как вспышка мотылька.
Я тороплюсь познать себя.
А там – уж всё предрешено.
Там не светло и не темно.

Но я слагаю жизни песнь.
Ведь я – не там. Я – только здесь.
А там – всё мёртвое давно,
Добро ли, зло, там – всё равно.

Туда – я затворяю дверь.
Навек. На миг. Хоть на теперь.






Что управляет птичьей стаей?
Иль косяком бессчётных рыб?
Откуда люди, порой, знают
О том, чей смысл в грядущем скрыт?

Пусть мы не ведаем. Так что же?
У тайн возьмём любой урок:
Вот опозданий странно больше –
- И самолёт заменят в срок.

Мир цепко держится за тайны.
Но дух познания не спит:
Когда-нибудь мы всё узнаем,
Любой секрет будет раскрыт.






Я закрою дверь.
В реку брошу ключ.
Я пойду, куда
Звёздный светит луч.
Где бела гора,
Да темны пути.
Я пойду туда.
Ты меня пусти.
Сквозь дремучий лес,
Где живёт беда.
Всё оставив здесь,
Где горька вода.
Как толчёный лёд
На губах слова.
Как стрелою, влёт,
Ранена судьба.
Тенью у ворот
У твоих мелькну.
Через горе, в брод,
За звездой иду.






Кол осиновый – в сердце Лубянки,
Чтобы сдох ненасытный упырь!
На крови хватит славить порядки!
Хватит славить душевную гниль!

Кто помазал на царство жестокость?
Кто сказал: "Страна – всё! А ты – прах!"?
Кому выгодна наша убогость?
И кто верит в один только страх?

Государство – безумная сила,
Дух, влюблённый в себя самого.
Чтобы счастья не ждать до могилы,
Бей, почаще, по морде его!








Зелёным золотом колышется листва,
Совсем прозрачная, под взором ярким солнца.
Лемур повис на кончике хвоста
И смотрит, как лемуриха крадётся.

А та уже – у ветки на краю
И тянется к тропическому плоду.
Лемур вздыхает. – Я тебя люблю!
Но ещё больше я люблю свободу!

Но джунгли вдруг пронзает птичий крик.
Листва взрывается, и мчит, оскалив морду,
Отважный ягуар. Ещё лишь миг
И схватит он лемурову зазнобу!

К чему свобода, если ты один?
Лемур срывается – и камнем, прямо с ветки!
Вот – ягуар, а вот – прям перед ним,
Его, во всём прекрасная соседка.

Лемур пронёсся и в охапку сгрёб.
А дальше – по лианам, по деревьям.
И вот уже они опять вдвоём,
Сплетя хвосты, сидят в обнимку, в тени.






К восходу припал губами:
Как сладок грядущего день!
Я пью его жадно, глотками,
Как ветер в пьянящий апрель.

Я пью и хмелею от воли.
И рву за покровом покров:
Средь тысяч лиц нашей юдоли,
Мне нужен один из миров.

Весёлый, запутанный, странный,
Где верно и это, и то.
Я видел его лишь однажды.
И нужно мне только в него!







Я учился много лет
В университете.
А теперь – разут, раздет,
Как же быть повесе?

Припев:    Ты гони меня судьба
Бросив скучную латынь
И труды про Бога,
Глянул я на неба синь,
И скорей – в дорогу!

С той поры кабак - мой дом,
Где горланю песни,
Лезу к бабам под подол,
Гуляю, честь по чести!

Письма за пятак пишу,
Иль к судье прошенье.
Всё, что хочешь объясню,
С тебя – лишь угощенье!

Коли полный ты дурак,
Будет всем веселье:
В миг разделаю я, как
Поп монашку в келье!

Поп анафеме предаст,
Отлучит от церкви,
Я ж скажу в сто первый раз:
"Воли свет не меркнет!"






Твои руки – вся нежность мира.
А дыханье твоё – словно мёд.
И всё то, между нами что было,
Только страсть лишь одна и поймёт.

Я не в силах дождаться ночи.
День, отныне - мой злейший враг,
Для меня, ты богиня точно,
Я, навеки, твой верный раб.

Едва высыпят в небе звёзды,
Ты тихонько стучишь в окно.
Да, конечно, я знаю кто ты,
Но, клянусь я, что мне всё равно!

Без тебя, без твоей нежной ласки,
Тяжело и минуту одну.
Что мне Бог и про дьявола сказки?
Я согласен гореть и в аду!







Как Сизиф на своей вершине,
Мы устало сидим на кухне.
Что поделать, раз в этом мире,
В основном, только скучные будни.

Чай дымится. Бубнит телевизор.
Наш совсем незатейлив ужин.
Пусть давно не звенит моя лира,
И твой голос нередко простужен.

Но, зато, хоть в кармане и ветер,
А в квартире царит разруха,
Мы живём, как счастливые дети,
Ведь для нас жизнь – весёлая штука!







Как гость, нежданный и унылый,
Пришёл ноябрь на порог.
И вот стоит: понурый, хилый.
И лужа возле самых ног.

Ему, на самый кончик носа,
Скатилась капелька дождя.
- Ну, что ж, раз уж пришёл, без спроса,
Садись и грейся у огня!

Вот – чай горячий! Вот – варенье!
Что мнёшься? Ну, быстрей к столу!
Накинь плед тёплый на колени
И режь потолще колбасу!

Волшебным средством чашки чая,
В прикуску с магией бесед,
Всегда, в час трудный, выручали
Кто шёл тропой нужды и бед.

Вот по щекам расцвёл румянец.
Гость улыбнулся и зевнул.
И тут ноябрь-оборванец,
Прям в кресле у меня, заснул!

Что ж, отдыхай. А я в дорогу
Тебя покуда соберу:
Вот тёплый плащ, еды немного,
Всё – в тощую твою суму!

И сам заснул. А рано утром
Вдруг хлопнула задорно дверь:
Мой гость ушёл. И слышу, смутно, –
- Он весело свистит теперь.

Смотрю в окно: на нём – узоры.
И снег, кружась, летит с небес!
…Знать, помогли, всё ж, разговоры!
Чай – это чудо из чудес!







Как нищий – в лохмотья, одета земля
Лишь в то, что осталось от ноября:
Пожухлые листья, сухая трава,
Нарядом ей служит одна нагота.

Ей холодно, стыдно, обидно до слёз:
- Ужели её обманул Дед Мороз?
И в кризис, старик, под давлением трат,
Из снега сдал шубу, до лета, в ломбард?

Спасает концерн добывающий снега,
Завод литья льда и банк друга оленя.
Ах! Если всё так – её плохи дела!
За что же её невзлюбила судьба?

И вновь причитанья, обиды и слёзы.
- Земля, погоди! Будут снег и морозы!
Едва лишь задуют ветра рождества,
Как сразу придёт и седая зима!

Ты станешь пушистою, белой и снежной,
Румяной, весёлой, задорной и свежей!
Ещё потерпи только самую малость.
Поверь, что ещё ждать чуть-чуть лишь осталось!







Солнце, жёлтым языком,
Лижет лёд на крышах.
Потемнел весь снег кругом.
Небо стало выше.

И руладами кота
Ночью, под окошком,
Март кричит: "Пришла весна!"
Мне и моей кошке.

Что ж, порадуюсь теплу:
С солнцем – веселее!
Пусть не склонен мир к добру,
Лишь не стал бы злее!







Хоть новый год, хоть новая весна,
У нас с тобой всё также как и прежде:
В карманах вместо денег - пустота,
И вместо планов – хрупкие надежды.

Зато дымится ароматный чай,
А рядом с чашкой – по кусочку торта.
Да, я согласен, наша жизнь – не рай,
Но ведь и мы – совсем другого сорта.

Дано богатство нам иных миров.
И мы живём согласно их закону:
Не признавать обыденных оков,
Искать в душе извечную свободу.







Снег осел, тёмной, пористой коркой.
Вслед за солнцем проснулась капель.
Ждать осталось совсем недолго:
В блеске луж уже виден апрель.

Воробьиный весёлый гомон –
- Как предвестник весенних стай.
Белый саван теплом разорван.
Здравствуй солнце! А снег прощай!







Рассвет заглянул в окно.
Бездонны его глаза.
Летом, когда тепло,
Была бы уже роса.

Но на дворе апрель:
Под снегом ещё трава.
Как хочется жить в тепле,
Где-то на островах!






Утро. В квартире тихо.
Урчит лишь один холодильник.
На улице – серо, безлико:
Завешен солнца светильник.

И я, как сова какая,
Устало моргаю глазами.
Я утра почти не знаю,
Поскольку живу ночами.

Чай, что дымиться в чашке,
Быть может, вернёт мне силы.
Как нефть, попав в вены шарашки,
Вдруг будит её до России.







Весна. Пусть хмуро за окном,
И не растаял снег.
А мир живёт уже теплом
И ждёт разлива рек.

В мечтах – зелёная трава,
И солнца жар – с небес.
И ожидание – когда
Листву оденет лес.

Уж птицы радостно поют:
Пора им вить гнездо.
Весь мир благодарит судьбу
Что есть семья и дом.







День туманный и серый.
Голова на подушке,
Как луч света, под сферой,
Тяготенья ловушки.

Швардшильд, ангелом чёрным,
Караулит движенье.
Время – духом безвольным,
Признаёт пораженье.







Холодное небо, ветер и снег.
Вспять обратило время свой бег,
Сменив на февраль середину апреля.
А как начиналась ведь эта неделя!

- Сиянием солнца и нежным теплом…
И надо же! Снова зима за окном!






Как пенный след за кормой,
В памяти тает время.
Всё, что зову я собой,
Рождает сознанья химера.

Не в жилах горячая кровь,
Не дух из иных измерений.
Даёт пробудиться мне вновь
Лишь в я цепь упавших мгновений.

Рождённый потоком времён,
Живой, пока плыть есть силы,
Пленённый во плоть тахион,
Я – вечно реальный и мнимый.






Пусть и просто, но всё же от пуза,
Я могу есть почти всегда,
Ко мне чаще теперь не муза,
А скупая приходит нужда.

Сядет, сгорбившись прямо напротив,
И брезгливо скомкав листок,
Усмехнётся: "В стихах, или в прозе,
Всё равно, ведь, не выйдет толк!"

И сощурив ехидно глазки,
Станет шамкать беззубым ртом:
"Сколько лет можно верить в сказки?
Лучше точно знать – где и почём!"

А потом, тяжко охнув, встанет,
И ворча себе что-то под нос.
Прочь уйдёт в мир лишённый тайны,
В мир нужды, где и горе – без слёз.






Мы живём у широкой реки.
Нам до неба – лишь взмах руки.
Нам до вечности – только лишь вздох.
И не нужен для счастья нам бог.

Мир вокруг – остывающий взрыв.
Измерений взаимный прорыв.
Цепь причин, как следы бытия.
Лишь один из них – мир, и в нём – я.







Куда уходят облака,
О бритву ранясь горизонта?
Куда уносятся ветра,
С собой ведя дождей когорты?

Куда, под ночь, уходит день?
И где пристанище былого?
Мне это всё равно, поверь,
Когда со мной ты рядом снова.

Когда твоя рука – в моей,
А на губах – твоё дыханье,
Я счёт земных теряю дней,
И мне – плевать на мирозданье!

Готов я, с ночи до утра,
Пить жадно сладкое блаженство.
Что мне весь мир? Мир – ерунда,
Когда любовь дана мне вместо!






Я жив ещё, покуда солнце спит,
Покуда облака скрывают небо.
Я жив ещё, покуда не покрыт
Лик солнца пятнами, как оспинами – тело.

Но полнит сердце гневом в третий раз:
Знать Апполон рассержен не на шутку!
И как стрела летит ионный газ.
Лишь случай в сторону направил его руку.

А попади в висок мне? Там сосуд,
В нём та игла, в которой семя смерти.
И коли астрофизики не врут,
Придётся крепче жаться мне к планете.

Но стал прерывист пульс ядра Земли.
И шансы выжить – сосчитать по пальцам.
Наверно, мне не избежать судьбы
Тех, кто отстал – судьбы неандертальцев.







На улице совсем темно.
И с каждым днём ночь длиться дольше.
Я с горечью смотрю в окно,
Как мама горбиться всё больше.

Тележку тащит за собой.
И поздний час ей не помеха.
Спешит, торопиться домой:
Ведь дел у мамы – на два века!

- Останься! Ну побудь ещё!
- Нет. Свиделись – и слава Богу!
Укрывшись стареньким плащом,
Она опять спешит в дорогу.

Ах, милая! Когда же вновь
С тобой наговоримся вволю?
…И вот, лишь на асфальте – кровь.
И нет тебя, навек, со мною.

…Слеза скатилась по щеке.
Грядущее проснулось болью.
Живу как будто бы во сне:
Всё кажется, что ты – со мною.







Ещё мороз приходит по ночам,
И сложен снег в огромные сугробы,
Но отдан день капели и ручьям,
И солнце в небе – наивысшей пробы.

Щекочет ноздри жизни аромат.
Зовёт куда-то ветер за собою.
И каждый миру несказанно рад.
И переполнен счастьем и любовью.







Город рычит словно загнанный зверь.
К ночи попав в полон.
Ты закрываешь покрепче дверь
И погружаешься в сон.

А я лежу рядом, но я не сплю:
Мне надо успеть ло утра
С неба тебе принести звезду:
Ведь на дворе – весна!

Словно одежду сняв плоть свою,
Я в лунный ныряю свет.
И вот, я взлетаю. И вот, я плыву
Средь звёзд и хвостатых комет.

Небесный огонь на моей руке.
Звезда жжёт слегка ладонь.
По млечной дороге, как по реке,
Спешу я обратно домой.

Любимая, спи! Сладки будут пусть сны!
На блюдце кладу я звезду.
Едва только утром пробудишься ты,
Увидишь, как я люблю!







Холодит зрачок небо.
Солнце ранит висок.
От души, как от хлеба,
Был отрезан кусок.

Что могло быть – не будет:
Мир сломал свою ось.
Жизнь целую не в губы,
А лишь в челюсти кость.







Пасха. Щебечут птицы.
Снег лишь в тени домов.
Вырваны жизни страницы
Из самых последних томов.

Из тех, что ещё только будут.
Где ждали и радость, и смех.
Путь мир наш подобен чуду.
Но чудо, увы, не для всех.

Чёрной, зловещей птицей
Коснулась дороги смерть.
И кажется – жизнь только снится.
И мнится, что зыбка твердь.

Душа вслед бросается в пропасть
За тем, кто ушёл навсегда.
И, если б не тела робость,
И плоть поспешила б туда.






Мир полон дурных совпадений:
Чем дальше, тем больше дров.
Кто в жизни не ведал сомнений –
- Не знал вкус запретных слов.

Ветви баюкают ветер.
Солнце скатилось вниз.
Мы, словно малые дети,
Веруем в свой каприз.






Наш мир – всего лишь только пена
Из тонкой плёнки бытия,
Где время – мнимый угол крена
К прямой, из центра пузыря.






В моей душе – Великий Войд.
Помножив ноль на бесконечность,
Объял я время кривизной,
К мгновению низведший вечность.

Сознанья лопнула струна,
И вот уже я вне Закона:
Ни полнота, ни пустота,
Лишь время – лёд, испивший воду.

Несоразмерность ничему,
Лишь длительность, не протяжённость.
Не здесь ли мир творит судьбу,
Вплетая в мнимости возможность?







Поверхность раздела фаз.
Весь мир – лишь процесс на границе.
Мгновенье застынет лишь раз
И станет, как пленник в темнице.

Пылает звезда в небесах,
Время сжимая в частицы.
А вечность – в твоих глазах,
И стражи её – ресницы.






Я родился тридцать первого июня,
В бесконечно дивный лунный день,
О котором я всегда тоскую,
Без которого вся жизнь – лишь только тень.

Льёт ли дождь, иль солнце светит в небе,
В моих мыслях только лишь одно:
В какой год и на какой планете
Повстречаю снова я его.

Или он теперь навеки в прошлом?
И надежд на встречу больше нет?
Выдаётся день, порой, похожим,
Лишь похожим… Как на сказку – бред.

Огонь демиурга, бушующий в сердце,
Коль он воспылал, так до самой уж смерти.
Стучит по дорогам времён колесо.
Наш мир – вдохновение плюс ремесло.






Обряды не в счёт. Важны только дела.
Куда твоя вера тебя привела?
Ты будешь лелеять её, как цветок?
Молиться на запад, или восток?

Считать, что весь мир – только сон, ерунда?
Что только лишь смерть даёт всё навсегда?
Что ж, верь во что хочешь: мир всякому в рост.
Ты ищешь ответы, а нужен – вопрос.






Солнце обнимает горизонт.
Тает край земли в огне заката.
Каждый день – один и тот же сон.
Каждый сон – за жизнь мою расплата.

Кружит ветер пожелтевший лист.
Знаю, где-то рядом ждёт свобода.
Но, как бестолковый футболист,
Вновь и вновь бью мяч в свои ворота.

Где-то там, за горною грядой,
Где-то там, в другом десятилетьи,
Может, встречусь, наконец, с собой,
Навсегда оставив земли эти?






Вновь ветер наполняет паруса.
Ломаю, с треском, ложе я Прокруста.
Пусть осень на дворе, а не весна,
Я вновь готов сквозь льды плыть встречным курсом.

Я с криком рву тельняшку на груди:
"-Уже в пути! Иду к тебе, свобода!"
К чему гадать о том, что впереди?
Жизнь – бесконечна! Вечность – у порога!

Границы чаще душат изнутри.
Забудь, оставь, преодолей их чувством!
Когда душою ты всегда в пути,
Ты неподвластен данникам Прокрустов.







Я уверен, что я смогу.
Что тебе подарю я Луну.
Пусть не в этот год, и не в тот.
Знаю лишь, что он точно придёт.

Что однажды, открыв глаза,
Ты вдруг ахнешь. - И в правду, Луна!
И спустившись на лунный простор,
Мы шагнём в кольцо лунных гор.

А на небе сияет Земля.
Ты к себе прижимаешь меня.
Но касание губ – лишь в стекло.
Ну и пусть! Счастлив я, всё равно!






Осень. Глубокая осень.
Листьев опавших ковёр.
Время минуты дня косит
И к ночи несёт в шатёр.

Прочь улетели птицы –
- Несбывшиеся мечты.
Осень безумной столицы.
Осень моей судьбы.






В истории читаю между строк:
Константинополь – Запад, иль Восток?
Хоть пропасть между ними глубока,
Соединил культур он берега.
И всё ж, при этом, смог не допустить,
В неистовстве друг друга поглотить.
Пусть слышал Запад крик "Аллах акбар!",
Там был Мартелл, здесь – полчища болгар.
Ну а вдоль Каспия – хазары на пути
Стояли так, что было не пройти.
Была арабом рана глубока:
Хазарским звали море все века.
А Запад смог тогда соединить
Истории прерывистую нить.
К нему из Византии сквозь века
Была протянута античности рука.
Другую ж Кордовский жал крепко эмират.
Восток и Запад дружат, коль хотят.
Но минули века, уткнувшись в май.
Истёк твой срок. Империя – прощай!
День предпоследний. Полчища Мехмеда.
Ты умерла, но проросла в соседа.







Пусть боюсь я смотреть в упор,
Пусть ещё свежа слишком рана,
Я с тобой всё веду разговор,
Сознавая, что слов одних - мало.

Я хочу - вновь коснуться руки
И услышать знакомый твой голос.
Только жизнь - на воде лишь круги,
У которых - лишь форма и скорость.







Спать. Испугаться. Вздрогнуть. Вскрикнуть.
Сесть. Оглянуться. Подскочить.
Схватить. Одеть. Нагнуться. Вынуть.
Засунуть. Выбежать. Настичь.

Ругаться. Убеждать. Заплакать.
Кричать. Отчаяться. Махнуть.
Вернуться. Откупорить. Звякнуть.
Налить. Поморщиться. Хлебнуть.


Беспечно. Неожиданно. Тревожно.
Внезапно. Потрясённо. Зло.
Стремительно. Натужно. Осторожно.
Рассеянно. Поспешно. Тяжело.

Отчаянно. Бесстрашно. Горько.
Безумно. Безнадёжно. Широко.
Устало. Механически. Негромко.
Поспешно. Мимоходом. Глубоко.






Опять Рязань. Опять автобус.
Бьёт жарко солнце сквозь стекло.
Пытаюсь снять. Опять не в фокус!
Тряхнуло сильно, как назло.

"… Свой гитарист там в каждой песне.
Жаль, что не пишут, кто в какой…"
"Шнур… Микрофон… Свести всё вместе…" –
- Трёп музыкантов меж собой.

А рядом – крики, рёв и гогот:
Кровь патриков плюс алкоголь -
- Взрывается, как чёрный порох,
Лёд превращается в огонь.

Но одаряет путь покоем.
И вот, уж самый шумный спит.
Гудит салон пчелиным роем,
Да Саня на струне бренчит.







Там, под итоговой чертой,
Где жизнь – лишь горизонт событий,
Ты всё равно всегда со мной,
Пусть и на уровне наитий.

Ведь в то мгновенье, что и ты,
Как чей-то злой, жестокий фокус,
Я ощутил удар судьбы,
Пусть там – машина, здесь – автобус.

Казалось, мчит он на меня.
И мир на миг перевернулся.
И красный цвет стал цветом дня,
И вдруг кошмаром обернулся.

И так же вот, спустя три дня,
Три дня изорванной надежды,
Лишь смерть пригубила тебя,
Свой телефон схватил я прежде.

Со мной доныне эта связь:
Ты – где-то там, и тут же – рядом.
…Нам в вечность не дано упасть,
Ведь дух – что неделимый атом.







Он, как связующая нить,
Был между нами.
К нему привыкли мы ходить
Всегда домами.

Он, как костёр, нас одарял
Теплом и светом.
И в середине января
С ним было лето.

Пусть ты ушёл, но на душе,
Как солнце в небе,
Сияет память о тебе
Для всех на свете.






Я сайт себе воздвиг.
К нему не зарастут веб-тропы:
И ламер здесь, и хакер тёртый,
И просто веб-поисковик.

Пока плачу я деньги хосту,
Я тексты превращаю в посты.
Меж мной и миром – только клик.
Я мышкой сайт себе воздвиг.






Я потерял душевную свободу:
Быт окончательно меня поработил.
Я перед зеркалом шепчу, всё чаще. – Кто ты?
Был лёгких дух, а стал – зловонный ил.

Я словно атом в кристаллической решётке.
Я схвачен, связан, впаян в этот мир.
И чтобы социум не выкинул из лодки,
Тружусь, как в торренте – отдельно взятый пир.






Вершители судеб,
Чьи души – застенок.
Вершители судеб –
- Сниматели пенок.
Вершители судеб –
Взведённый курок.
Вершители судеб,
Чей взгляд – как плевок.

Как Янус двуликий
Вам щит из закона.
Ведь вы – это всё!
Только вы – глас народа!
Народ же, от века,
Для вас – что дерьмо:
"Дай зрелищ и хлеба,
И всем – всё равно!"

Но тонет страна
В феодальном флэшмобе:
Идём в никуда
Мы по этой дороге.
И страшно великим,
Прут задом-вперёд:
"Даёшь нанобыдло!
Мы – нанонарод!"

Но стала другою
Давно уж наука:
С рабом и слугою
Пожнёшь лишь разруху.
Она не цветёт
Из рабов для господ.
Наука в дерьме
Не растёт, а гниёт!






Белый снег скрипит под ногой.
Все деревья в хрусталь одеты.
Новый год к нам стучится домой,
Ну а мы ещё бегаем где-то.

Видно, ищем ту лёгкость души,
Что дарила нам в детстве праздник.
Новый год, подожди, не спеши!
Дай, заботы предам я казни!

Чтобы вновь, как когда-то давно,
Нетерпение путать с восторгом.
И чтоб сердцу вновь было дано
Неподвластным быть злу и тревогам.